ней склонилась чья-то фигура, ее очертания колебались, словно свет разъедал ее темноту.

Одеяло было толстым и душным, от него пахло лошадьми. Кэт набрала полные легкие воздуха. Беспрестанно клокотала вода, и казалось, сам воздух дрожал с неутомимой силой.

– Велите Мэри найти что-нибудь, чтобы перевязать руку. – Голос Громвеля, резкий и уверенный. Он обращался к кому-то, кого она не видела. – Чертовка меня укусила.

Глаза Кэт быстро привыкали к свету. Она находилась в крошечной каморке с большим решетчатым окном. Она лежала на полу, свернувшись калачиком, напротив сундука. Руки крепко связаны, веревка впивается в кожу выше запястий. Откуда-то тянуло сквозняком и пахло рекой: солью и нечистотами, тиной и водорослями.

Громвель стоял в дверях, злобно глядя на нее и поглаживая левую руку. Правая рука уже была забинтована.

Постепенно ее дыхание пришло в норму. Запястья ломило из-за тугой веревки, и она знала, что вскоре на руках и на правой щеке появятся синяки. Он ударил ее, когда выволакивал из кареты.

«Хотя, честно говоря, – подумала она, – он бы все равно меня ударил, даже если бы я его не укусила». Она напомнила себе, что этот человек уже, скорее всего, убил двух женщин: Селию Хэмпни и ее служанку Табиту. И мистера Челлинга. Жаль, что она не укусила его сильнее.

– Кто ты? – спросил он.

Она облизнула губы.

– Джейн Хэксби, сэр.

Он фыркнул:

– Уж не родственница ли мистера Хэксби случайно?

– Его кузина, сэр.

Громвель прислонился к косяку двери. Его шляпа касалась притолоки.

– По крайней мере, честно.

Кэт молчала. Ему не следует знать, что, по сути, это была ложь и что на самом деле она Кэтрин Ловетт, дочь известного цареубийцы. Приходится довольствоваться малым.

– Но это ничего не объясняет, – продолжил Громвель. – Поверю, что Хэксби послал тебя за нами шпионить, но это не все. Посмотри, как ты со мной обошлась. Только взгляни.

Он поднял левую руку: ее зубы проделали два отверстия, вокруг ранок засохла кровь. Однажды она в сердцах укусила до крови Джеймса Марвуда. Но то было другое. Тогда она тотчас пожалела о содеянном.

– Ты проникла на территорию, принадлежащую Клиффордс-инн, и убежала, когда тебя обнаружили. Ты набросилась на меня и укусила до крови. Ты напала на сэра Филипа по выходе из Пожарного суда и, о господи, пырнула его ножом без всякой на то причины. Что заключит из всего этого мировой судья? Тебя ждет виселица, девочка моя. Если только суд не проявит милосердия и не упечет тебя в Бедлам вместо этого. Но там ты долго не протянешь. В общей палате.

В его голосе слышалась радость, и от этого ее бросило в дрожь, хоть она и пыталась скрыть страх. Вифлеемская больница находилась в Бишопсгейте, и приходить смотреть на жалкие, а зачастую опасные ужимки безумных было популярным развлечением для публики и прибыльным источником дохода для санитаров. Если вы не были сумасшедшим, когда туда попадали, то в очень скором времени сходили с ума.

– Я была напугана, сэр. От страха не понимала, что творю. Но я искренне сожалею.

– Ты меня за дурака принимаешь? – Он схватил ее за подбородок, сжал его и поднял вверх, заставляя ее смотреть на него. – Что между тобой и Марвудом?

– Я… я его не знаю, сэр.

Балки дома громко заскрипели, словно возвещая, что она лжет. Она оглянулась. За ней был не сундук. Это была скамья с вырезанной в ней дырой. Уборная.

– Конечно, ты его знаешь, – сказал Громвель. – Вы были заодно сегодня утром после Пожарного суда. Люди видели, как вы разговаривали две недели назад. Разреши напомнить. Это было на руинах, когда нашли тело женщины. Ты работаешь на Марвуда, так? Как и твой кузен, я полагаю. В меру своих сил, учитывая его состояние. Ты живешь в доме Марвуда, не так ли? Он твой любовник?

Кэт ничего не ответила. Он стиснул ее подбородок еще крепче. Она попыталась высвободиться, но он был слишком силен. Здание застонало, и на этот раз Кэт почувствовала, что оно движется, словно вскидывается во сне.

Громвель отпустил ее и вернулся к двери.

– И поосторожнее. Я бы не советовал совершать резких движений на твоем месте.

Она прочистила горло:

– Почему?

– Эта уборная висит над водой, нечистоты попадают прямо в реку. – Он говорил с преувеличенным терпением, будто объяснял что-то слабоумному ребенку. – Дом старый, и балки, поддерживающие уборную, прогнили. – Он улыбнулся. – Я стою в главной части дома. Здесь безопасно, на случай, если ты за меня переживаешь. Те, кто здесь живет, этой уборной не пользуются – слишком опасно.

Она гадала, говорит ли он правду или просто хочет запугать ее еще больше. Прямо под ней была река. В эту минуту прилив под арками быстро шел на убыль, толкая воду вниз по течению с неистовой силой и грохотом. Предположим, Громвель говорит правду: даже если она не разобьется насмерть в бурном потоке под мостом, она не умеет плавать.

Она услышала шаги в соседней комнате и потом тихий вкрадчивый голос Кислой Мины:

– Сэр? Мой господин хочет с вами поговорить.

Громвель сделал шаг в сторону.

– Что ты думаешь о нашей пленнице?

Кислая Мина появился рядом.

– Маленькая костлявая штучка, сэр.

– Она может доставить тебе удовольствие? Она симпатичная, на твой взгляд?

Слуга ухмыльнулся:

– Вполне, сэр. Если бы захотела.

– А если не захочет?

– Все равно вполне. Даже если бы не захотела.

Громвель рассмеялся:

– Краденое яблочко слаще своего. – Он снова повернулся к Кэт. – Я скоро вернусь. Подумай о том, что я сказал. Расскажешь правду и увидишь, что я могу быть добр. Ричард присмотрит за тобой, пока меня не будет.

– Заткнуть ей рот кляпом?

– Попозже. Я не закончил ее допрашивать. Если останешься в дверях, она никуда не денется, попадет к тебе в руки. А если станет кричать, кто ее услышит в этой части дома, кроме нас?

Громвель ушел. Кэт слышала его шаги на голых досках пола. Кислая Мина встал в дверях.

Издалека доносились голоса, один женский. Вероятно, леди Лимбери или, возможно, ее служанки. Сэр Филип тоже должен быть там.

Было слышно, как в ярде или двух от нее кто-то тяжело дышал, и еще какое-то шуршание и скрип.

Должно быть, они находились на верхнем этаже одного из высоких зданий на мосту. Ее толкали и тянули по нескольким пролетам лестницы по пути сюда. Она спотыкалась и упала два раза, поскольку ничего не видела. Наверху они шли по голым доскам. Как далеко? Десять ярдов? Больше чем одна комната, скорее всего, – звук изменился. Потом ее затолкали в